Заявка № 48 Исполнение 1
Название: Два мира
Автор:  Умозайка
Артер:  Laurence
Бета:  Келла.
Размер: около 10000 слов
Категория: джен
Жанр: фэнтези, сказка, ангст
Рейтинг: PG-13
Саммари: иногда дружба скрепляется кровью
Предупреждения: я имею привычку завышать рейтинги. Это сказка, хотя я и старалась создать хотя бы некоторое правдоподобие, к тому же я довольно вольно обошлась с легендами о Дьяволе Джерси.
От автора: это был удивительный и увлекательный опыт моего знакомства с современной американской мифологией. Я приступила к тексту позже, чем планировала, потратив много времени на работу с первоисточником, поэтому успела не всё, что хотела бы, надеюсь, вернуться к этой истории в будущем.

арт-заявка



читать дальше
Разрешите представиться, меня зовут Уилл Блэк. На самом деле, моё полное имя Уильям Арчибальд Блэк, но я всегда думал, что это звучит слишком пафосно.
Хотя к черту все эти вежливые реверансы. Они мне явно не помогут.
Потому что я стою посреди Пайн Барренс, в богом забытой части национального заповедника Уортон, на могиле моей подруги детства и боюсь обернуться. Темнеет.
Я знаю, чувствую кожей. За моей спиной стоит он.
Он так же, как и я, пришёл проститься.
Страх ходит с ним рука об руку. Липкий, всепоглощающий и первобытный. Это не первая наша встреча и поэтому ощущение мне знакомо, но оно всё равно затягивает меня. Я пытаюсь не провалиться в этот темный, обволакивающий ужас, просто прокручивая у себя в голове, как я дошел до этого. Как я оказался здесь, в этом странном месте... не способный пошевелиться.

Французы говорят: «Cherchez la femme». И они правы.
В моём случае женщину звали Сью. Знаете, наверное, этот старый фильм — «Кудряшка Сью», моя мама его обожала.
Моя Сью была очень похожа на его главную героиню. Тёмно-тёмно-карие, почти чёрные глаза, пухлые щёчки и огромная копна непослушных кудряшек.
Мы познакомились, когда нам обоим было восемь лет.
Я тогда только-только переехал в Хэммонтон из Нью-Йорка. Кажется, это был едва ли не первый день приезда… да, точно! Мама распаковывала вещи, я мешался под ногами, а потом застыл, увидев мордашку Сью в окне соседнего дома. Очень уж она задорно улыбалась, и у неё были самые милые на свете ямочки на щёчках…
Сам я родился в Нью-Йорке, а моя мама родом из Хэммонтона, штат Нью-Джерси, как и вся моя семья по материнской линии. Мы выращиваем чернику вот уже четыре поколения.
Но мама нарушила эту традицию. Это не самая интересная часть истории моей жизни, поэтому я расскажу её в быстрой перемотке.
Моя мама встретила отца совершенно случайно. Девушка с фермы и заезжий нью-йоркский писатель, приехавший составить очередное жизнеописание Дьявола Джерси. Тут надо заметить, что моя мама красавица, и я так говорю вовсе не от того, что она моя мама. Жаль, я удался внешне не в неё… Папа был сражён наповал. Мама влюбилась без памяти, укатила с моим отцом в Нью-Йорк, конечно, против воли своего отца.
А потом было моё рождение и богемная жизнь при отце-писателе, скандалы и развод, после которого папа видеть меня больше не пожелал. Знаете, я и не жалею, и не плачу по этому поводу в подушку, да и в детстве почти не плакал. У меня был отменный дед. Круче любого отца.
Но в итоге мы с мамой остались одни в Нью-Йорке. Оказалось, что жить одной с ребёнком в Большом яблоке не так-то легко, и мама решила вернуться домой.
Мои бабушка с дедушкой были хорошими и понимающими, и семья была для них всегда на первом месте, так что они просто порадовались моему рождению.
На ферму родителей вернуться мама не захотела. Оно и понятно — у нас соседи любят болтнуть лишнего… И бабушка с дедушкой сняли нам с мамой домик в самом Хэммонтоне. Так я оказался по соседству со Сью.
Надо сказать в новой школе приняли меня прохладно. Я всегда был сам себе на уме, да и нью-йоркский говор сыграл свою роль. В общем, я быстро плюнул на уже сложившуюся компанию ребят и подружился со Сью. Она была моей соседкой, одноклассницей. Я сам сел рядом с ней в первый день в школе. И она мне улыбнулась — как тогда, завидев меня в окне. И я сразу понял — всё будет отлично.
В моей большой шумной школе в Нью-Йорке совершенно не было проблемой дружить с девчонкой. Здесь это сделало меня объектом насмешек. Но к тому времени я уже успел узнать Сью получше и мне было глубоко на них плевать.
Сью была классной. Надо отдать ей должное, она всегда была классной — с первого дня, с первой улыбки. Весёлая, спортивная, невероятная, подвижная, с живым умом и безграничной фантазией. Она стала идеальным компаньоном для моих детских проказ. И моим лучшим другом.
И что бы там не говорили местные мальчишки, Сью никогда не вела себя «как девчонка».
Я до сих пор помню, как она с яростью берсерка набросилась на Джона Кэролла, потому что он со своей бандой ради забавы попытался задушить собаку. И плевать ей было, что Джон старше её на три года и больше почти в два раза. И ведь это Джон потом плакал «как девчонка» и звал мамочку.
Я тогда тоже побил троих парней старше меня — меня питали чувство справедливости и отчаянной ярости, а ещё то, что Сью смотрела. Рядом со Сью я всегда становился лучше и сильнее. Думаю, именно это мне в ней больше всего нравилось.
Постепенно у меня появились друзья-мальчишки, у Сью же всегда было много друзей и подружек — она притягивала людей, словно магнитом. Но со Сью мы по-прежнему были не разлей вода.
Мы отлично ладили и вообще никогда не ссорились. Конечно, все эти «тили-тили тесто» начались уже тогда, но мы не обращали внимания.
Я понял это всё значительно позднее, но начинал чувствовать ещё ребёнком. Сью так и не стала моим «любовным интересом», потому что она была гораздо большим. Она была моей родственной душой. Звучит пафосно, но крайне верно.
Каких только приключений у нас не было...Мне порой кажется, что мы перепробовали всё, что должны попробовать настоящие сорванцы.
Это было лучшее время моей жизни… Лёгкое и беззаботное.
Когда всё стало серьёзно? Я часто задаю себе этот вопрос.
Кажется, мне было двенадцать…

Да, мне было двенадцать.
Вначале мама не особо хотела, чтобы я уезжал на дедушкину ферму надолго. Но мне там нравилось, нравилось проводить время с дедом, изучать различные премудрости выращивания ягод.
Я стал ездить туда каждое лето на месяц или больше. Хотя летом без Сью там было скучновато.
И вот когда мне было двенадцать, Сью тоже впервые решила уехать за город на лето.
Точнее, мама решила отпустить её к бабушке. Об этом Сью рассказала мне за ланчем.
— Так ты поедешь к бабушке, Сью? — удивлённо переспросил я.
— Угу, — ответила она мне, продолжая жевать свой сэндвич.
— Я даже не знал, что у тебя есть бабушка.
— Тупица Уилл, — Сью очень заразительно хохотала, — бабушки есть у всех.
Потом она немного помолчала и добавила.
— Просто мама долгое время не хотела общаться с бабушкой. И чтобы я с ней общалась тоже не хотела.
Тут, наверное, надо отдельно сказать о матери Сью. Они были совсем разными. Маму Сью звали Лидия, это была высокая очень худая женщина со слегка надменным лицом. Она работала библиотекарем в нашей школе. Лидия была очень тихой, сдержанной, дисциплинированной и набожной. Хотя никогда не проявляла свою религиозность по отношению к Сью. Даже в церковь её с собой не брала. Теперь-то я понимаю почему. Тогда это казалось забавным.
Моя мама часто говорила о ней, когда думала, что я её не услышу, что вообще удивительно, как у такого синего чулка завёлся ребёнок.
Сью и её мама жили очень обособленно и закрыто, вернее они бы жили так, если бы не Сью. Она была слишком общительным, задорным и смешливым ребёнком. Все в нашем квартале знали эту малышку.
Не думаю, что её мама была этим довольна.
— Я смогу приезжать к тебе в гости на велосипеде, — радостно продолжила Сью.
— А где живёт твоя бабушка?
— В лесу, — просто ответила Сью.

Я ещё не знал, что это не шутка. Бабушка Сью реально жила в небольшом доме на окраине пустошей Пайн Барренс. Близ её дома начинался заповедник Уортон, но эта земля издавна принадлежала семье Сью. От фермы моего деда туда было около пяти часов пути на велосипеде и пешком. Поэтому когда Сью приехала ко мне в первый раз, ей пришлось остаться ночевать у нас.
Она очень понравилась моим бабушке и дедушке, пока они не узнали чья это внучка. Сью им сама рассказала кто её бабушка и где живёт.
Я помню, как мгновенно помрачнел дедушка.
Когда Сью уехала домой, бабушка сказала, что ни к чему мне водиться с ней. Я страшно разозлился, кричал, что Сью мой самый лучший друг, а они мне не указ.
А дедушка долго молчал, а потом сказал, что я могу общаться с кем хочу. Бабушка поставила ультиматум, чтобы ноги Сью в её доме не было. Я сказал, что сам поеду к ней. Бабушка схватилась за сердце. Я отступил, точнее, сделал вид, что отступил. Я всегда был упрямым.
На следующий день, рано утром, пока бабушка и дедушка спали, я отправился в Пайн Барренс, очень примерно представляя себе, где находился дом бабушки Сью.
Пока дорога шла мимо черничных и клюквенных полей, всё было отлично, а потом я зашёл глубже в лес и заблудился.
Так я встретил его впервые.

Пайн Барренс — особое место. Наш лес преимущественно сосновый, поэтому он кажется светлым и гостеприимным, но это — обманчивая иллюзия. Не кажущийся густым лес Пайн Барренс порой способен сбивать с пути даже опытного следопыта.
Говорят, всё дело в Дьяволе Джерси. Говорят, это он заводит людей в лесную чащу или в болото.
Но я заплутал сам — меня подвела моя собственная самонадеянность. Я заблудился, я не знал дороги. А потом мне всё время казалось, что за деревьями маячит какая-то неясная тень.
Мне стало жутко, к тому же я понял, что скоро начнёт темнеть. Мне вспомнились все байки про Дьявола Джерси разом. Хотя в тот момент я ещё в него не верил.
Тогда я впервые почувствовал этот страх — липкий, въедливый, заползающий прямо в душу, пробирающий тебя до печёнок, парализующий волю. Я ощущал кожей присутствие чего-то, чего здесь быть не должно, чего-то слишком странного, слишком непривычного, слишком нечеловеческого. И именно это ощущение напугало меня больше всего. Велик на лесных тропах был бесполезен, и я бросил его прямо на землю и побежал прочь. Я сам не знал, от чего я бегу — от тени ли, которая продолжала едва ощутимо маячить где-то за деревьями, или от собственного страха. Мне казалось, мой побег длится бесконечно. Это бегство и вывело меня к дому бабушки Сью.
Я буквально влетел на террасу небольшого домика.
—Уилл! — радостно закричала Сью.
— Встретил нашего шутничка, — ласково улыбнулась её бабушка. Она была очень похожа на Сью, хотя скорее это Сью была похожа на неё. За исключением глаз. Глаза у бабушки Сью были удивительные. Ярко-зелёные, цвета первой весенней травы, очень молодые, завораживающие глаза. И когда я заглянул в эти глаза, сердце подскочило к горлу, и я замер как загипнотизированный.
— Вы о ком, мэм? — растерянно спросил я спустя пару мгновений.
— О Дьяволе Джерси, разумеется, — когда она улыбалась, морщинки на её лице складывались в причудливый узор. Она сказала это так, что я не понял шутит она или нет.
Но я уже привык к манере местных жителей говорить о Дьяволе Джерси именно так. С нарочитой небрежностью, как о старом знакомом или интересном соседе.
— Уилл, это моя бабушка Муна, бабушка, это Уилл, — весело защебетала Сью.
— Приятно познакомиться, — я попытался быть вежливым, хотя внутренне меня ещё трясло.
— Уилл, ты что, пешком пришёл?
— Нет, я велик в лесу потерял.
— Так надо идти искать, — всполошилась Сью.
— Дети, сначала поешьте, — безапелляционно заявила Муна.
Пока мы ели (надо сказать, готовила Муна отменно), я успел немного осмотреться.
Дом бабушки Сью был небольшой, старый, деревянный, но очень добротно сделанный. Вся кухня была заставлена баночками с самыми разными названиями на рукописных этикетках: какие-то травы и ягоды я знал, о каких-то слышал впервые. Этот дом напоминал хижину ведьмы из старой сказки. И я не удивлялся, что моя бабушка не хотела, чтобы я общался со Сью. У бабушки было много предрассудков. А я был типичным городским мальчиком, не верящим ни в какие сказки и легенды.
Сама Муна тоже производила странное впечатление. Высокая, статная, с лицом, усеянным целой сетью морщинок, седыми кудряшками и поразительно молодыми зелёными глазами. Она двигалась так легко и плавно, что я не мог понять сколько же ей лет. Даже моя мама не умела передвигаться с такой женственностью и легкостью.
— Спасибо, миссис Лидс.
— Ешь, мальчик мой, — Муна улыбнулась.
— Теперь пошли искать твой велик, — сказал Сью.
— Сьюзан, уже практически ночь, вы сделаете это завтра, да и кому он понадобится в нашей глуши. Меня больше беспокоит, что вы, молодой человек, наверняка не предупредили бабушку с дедушкой о визите к нам. А у меня и телефона-то нет…
— Я оставил записку, — пробормотал я, покраснев до самых кончиков ушей.
Ещё утром всё это казалось мне забавным приключением, но сейчас я понял, что подверг себя опасности. Пошёл один, не зная дороги, через лес, да ещё и не предупредил бабушку и деда.
«Ох, и влетит мне дома», — подумал я.
Сью очень долго протестовала, но её бабушка отправила нас спать.
Мне постелили в небольшой, но уютной комнатке. Усталость, скопившаяся за день, и прогулка на свежем воздухе сделали своё дело — я провалился в сон, как только моя голова коснулась подушки.

Когда Сью разбудила меня, уже взошла луна.
— Ну что, идём искать твой велик?
— Сью, ты что с ума сошла? Ночью в лес?!
— Я этот лес как свои пять пальцев знаю.
— Сью, ты тут всего-то недели три живёшь!
— Ты боишься?
Эту мою слабость Сью прекрасно знала. Этим простым вопросом меня можно было подбить на любые авантюры.
— Идём!
Мы тихо-тихо, как мыши, выбрались из дома.
— Смотри, как красиво!
Сью улыбнулась мне, я с трудом различил улыбку. Я не слишком отчётливо видел её лицо в неясном лунном свете.
Лес ночью действительно был красив какой-то мистической, немного пугающей красотой… или на меня так повлиял дневной испуг.
— Ну и в какую сторону нам идти? — спросила Сью, когда мы дошли до первого поворота тропинки, начинавшейся от порога дома Сью.
— Не помню.
— Ох, голова садовая, до этого места я не видела, откуда ты бежал.
— Надо было дождаться утра.
— Ага, чтобы кто-то заиграл велосипед.
— Да кому он нужен.
— Тут, знаешь ли, всякое водится… — уклончиво ответила Сью.
Я был немного удивлён — Сью никогда не казалась мне суеверной.
— Боишься, что Дьявол Джерси украдёт мой велик? — попытался отшутиться я.
— Ему-то он точно не нужен, — задумчиво ответила Сью. Вдруг её лицо сделалось очень лукавым — как всегда, когда она изобретала очередную проказу. — Но можно его спросить.
Сью принялась насвистывать какую-то замысловатую мелодию.
— Наш условный знак, — пояснила она.
— Ага, так я тебе и поверил.
— Ты что, забыл мою фамилию, Уилли-Вилли? — я ненавидел и обожал это прозвище.
— Пффф...
— Да, мы те самые Лидсы. Мы с ним — семья...
— Сью, перестань выпендриваться, — я даже развеселился, пока снова не почувствовал знакомый уже липкий страх...
Тень мелькнула за деревьями. И мне показалось, что в мире кончился весь кислород, потому что дышать я больше не мог. Я плавно осел на траву.
—Уилл, — Сью, озабоченная, присела рядом на корточки рядом со мной. — А ты кончай свои фокусы!
Удушающий ужас начал отпускать. Я увидел, что кто-то стоит метрах в тридцати от нас. Кто-то большой, черный и, кажется, у него были рога, но я не хотел смотреть вверх, чтобы голова не закружилась ещё сильнее. Я смотрел вниз. А внизу были копыта и хвост.
На самом деле я врал себе, что не хочу смотреть вверх, чтобы голова не кружилась сильнее. Я очень боялся.
— Вот зачем ты его пугаешь?.. И велик где?.. И ревновать меня глупо!..
По обрывкам фраз я начал понимать, что Сью говорит с ним, но я не слышу ответных реплик.
— Вставай, Уилл, — жалобно попросила Сью. Она помогла мне подняться.
— Сью, это же… это же…
— Да, это он… Хвастун! Говорит, помогал тебе дойти до моего дома. И напугал до смерти! А сейчас что устроил!
Когда я поднялся, ужас и паника окончательно отступили, и я понял, что Дьявола поблизости нет.
— Он ушёл?
— Обиделся, — презрительно хмыкнула Сью. — Пошли, он рассказал где твой велик.
Сначала мы шли молча, потому что я пытался переварить произошедшее. Мой мир вовсе не рухнул, просто он изменился в одночасье и слишком резко. Это пугало и… манило.
—Сью, а вы, правда, родственники… с ним?
—Ну да, — нарочито небрежно ответила она. — Ты же знаешь историю Дьявола Джерси лучше меня…. Вот примерно так всё и было… Конечно, не совсем так — мою семью в этой истории существенно опорочили. Люди никогда не понимали таких, как мы, поэтому и не любили... У моей пра-пра-неважно-сколько-раз-пра-бабушки было двенадцать детей от разных мужчин, потому что никто не захотел делить свою жизнь с такой, как она. А тринадцатого ребёнка она родила не от человека — так на свет появился тот, кого сейчас называют Дьяволом Джерси. И хотя в нём и течет человеческая кровь, он ближе к своему отцу по сути.
— Сью, он бессмертный, да?
— Нет, ну что ты, нет. Просто его жизнь очень-очень долгая в сравнении с человеческой. В этой долгой жизни ему надо было чем-то заняться и он стал стражем этих мест. Ну так он мне сказал, по крайней мере… А вот и велик, не обманул.
Я поднял свой велосипед. Оказалось, я оставил его совсем недалеко от дома Сью и мне только померещилось, что я бежал целую вечность.
Велосипед пришлось катить рядом, поэтому назад мы шли ещё медленнее.
— Прости, что он так тебя напугал, — сказала Сью. — Я не ожидала, что древнее существо поведёт себя как глупый мальчишка.
— Да ладно, забей… Послушай, Сью… А ты всегда знала о нём?
— Нет… Я вообще ничего толком не знала, пока не приехала к бабушке в этом году. Бабушка давно должна была начать учить меня, но мама всё противилась. Я-то ещё ничего не понимала, но чувствовала. Я всегда ощущала этот мир чуточку иначе. Это сложно объяснить…
Сью замолчала. Я не обиделся, что она не рассказывала мне раньше о том, что видела или чувствовала. Но мне отчего-то не захотелось расспрашивать дальше. То, что говорила Сью, было слишком личным, слишком непонятным и интимным.
Когда мы вышли к дому бабушки Сью, Муна стояла на пороге — грозная и очень рассерженная. Влетело нам тогда по первое число. А потом Муна уложила нас поспать хотя бы на пару часов до рассвета.
Утром, несмотря на все протесты Сью, Муна отправила меня домой.
Сью пошла меня провожать.
Дома мне как следует влетело от бабушки с дедушкой. Дедушка не хотел отпускать Сью домой.
— Скоро стемнеет, Сьюзан. Как ты пойдёшь по лесу ночью одна?
— А кого ей бояться в лесу? — насмешливо спросила у него бабушка. И дед резко осекся.
Когда я вернулся в дом бабушки и деда, всё произошедшее ночью стало казаться мне сном, мороком, который тает под утро. Моя встреча с Дьяволом Джерси, мой разговор со Сью. Всё это казалось слишком нереальным.
Больше в то лето я не ходил в гости к Сью и Муне. Моя бабушка встала насмерть и была непреклонна в своём решении, что со Сью мне водиться не стоит. Хотя я благоразумно не рассказал ни о ночном происшествии, ни о доме бабушки Сью.
Поэтому снова я увидел Сью, только вернувшись в Хэммонтон. К тому времени сама ночная встреча и рассказ Сью стали для меня каким-то далеким воспоминанием, которое мне и самому хотелось поскорее забыть и отбросить. А здесь дома была всё та же моя любимая Сью.
Учебный год прошёл как обычно — в суете, попытках не схлопотать вызов в школу родителей и самых различных приключениях школьной жизни. Мы всё также были не разлей вода, но всё же я отметил, что Сью стала чуть более отстранённой. И не только со мной. Она вся как будто погрузилась в себя, ушла в какой-то недоступный другим людям внутренний мир. Но внешне это не проявлялось столь уж ярко. Подозреваю, что эту перемену и вовсе заметил я один. Но я принял это как-то легко, как и всё произошедшее летом.
Сейчас, будучи взрослым, я до сих пор не могу сам себе объяснить, как я так легко всё это принял.
Возможно, дело было в самих людях, живущих близ Пайн Барренс, и их отношении к Дьяволу Джерси и другим необъяснимым явлениям. Возможно, дело было во мне самом. Или в том, что я далеко не сразу осознал всю реальность того, другого, мира.
На следующее лето я снова поехал к бабушке с дедушкой, и уж тут я был непреклонен. Я настоял, что буду общаться со Сью, и мы часто виделись. Пару раз мы вместе навещали её бабушку, но чаще Сью приходила ко мне.
Мы много гуляли, собирали в лесу ягоды, играли и дурачились.
Он больше не приходил. Точнее даже будет сказать, что он больше не появлялся в поле нашего зрения. Хотя пару раз я ощущал его присутствие где-то там за деревьями, колющее сердце неосознанным страхом. Страх был его спутником, хотя умом я понимал, что бояться мне нечего.
Это Сью объяснила мне, что бояться не стоит. Что, как любой дух-хранитель, Дьявол Джерси причиняет зло лишь тем, кто нарушит покой охраняемого места.
Сью мне вообще многое рассказала и объяснила в наши совместные прогулки.
Сейчас я вспоминаю, что она сделала для меня удивительную вещь. Она научила меня смотреть на мир чуточку иначе. Конечно, не так, как видела она сама, — это было невозможно. Но научила меня чуть лучше чувствовать мир вокруг — землю, растения, животных. Научила находить баланс в себе самом.
Неожиданным эффектом стало то, что я стал лучше понимать деда. Я вообще стал спокойнее, что было несвойственно подростку моих лет.
Какие-то её объяснения я так и не смог понять, а что-то, например, рассказы про целебные растения и их свойства, прочно отложилось в памяти.
Я никогда не называл ни Сью, ни её бабушку тем словом, которым их звали все, даже про себя. Отчего-то мне казалось это оскорбительным.
Так моя жизнь вошла в новое, но тем не менее весьма спокойное и безмятежное русло.
А когда мы со Сью возвращались в город, мы предпочитали не говорить о происходящем в Пайн Барренс. Это было нашей негласной договорённостью.
Годы шли, у меня появилась первая девушка, которую я благополучно бросил, потому что она не понимала моей привязанности к Сью и жутко ревновала. Потом появилась Кейти, которая всё понимала очень хорошо — с ней я встречался до самого колледжа.
Сью расцвела, ещё больше похорошела. Она стала чем-то вроде самого желанного приза среди парней нашей школы, мне кажется, даже среди некоторых учителей. Они чувствовали в ней ровно то же, что и я. Только понять этого не могли.
Я выяснил новую грань характера Сью — она мастерски умела вертеть мужчинами, держа их на безопасном расстоянии, никого не обижая и не обнадёживая слишком сильно. Вот это было, пожалуй, настоящей магией.
А потом умерла моя бабушка, через месяц, не выдержав разлуки, умер дед. Я закончил школу и уехал поступать в колледж.
С профессией я определился давно. И в Хэммонтоне не было нужных мне учебных заведений. Я удался не в отца, но и не в деда. Я всегда был на «ты» с математикой, физикой, черчением и конструированием, и теперь, если не объяснять мою профессию очень уж научным языком, я проектирую комбайны и некоторую другую сельскохозяйственную технику. Моё конструкторское бюро находится в Нью-Йорке. Точнее, его головной офис, но я часто езжу по всей стране — проверяю свои проекты в действии. Мой последний проект — практически полностью роботизированный завод по переработке ягод. Моя область деятельности не слишком удачная, чтобы верить в чудеса. Да и сам я не гуманитарий — я привык всё анализировать и рационализировать, даже мысли в своей голове.
Но мир, открытый мне Сью, я рационализировать не могу. Но это и помогает мне строить отличные модели — я всегда помню, что реальность сложнее любой модели.

Нет, я никогда не терял связи со Сью. На протяжении последних тринадцати лет, которые прошли с тех пор, как я уехал из Хэммонтона, я стабильно бывал дома хотя бы раза два в год, порой проводил дома весь отпуск, и обязательно заезжал к Сью.
Она переехала в дом своей бабушки сразу после её смерти.
— Теперь я настоящая ведьма, — сказала она и широко улыбнулась мне. И я перестал стесняться её так называть. Это было даже забавно — говорить, что твоя лучшая подруга — ведьма и смотреть на реакцию людей.
А потом я встретил Лану. И всё как-то немного отошло на второй план. Я не был дома три года. Я звонил маме, звонил Сью.
Она не признавала телефоны, но ради меня купила спутниковый. В её доме обычные сотовые не брали.
Всё было отлично — я собирался везти Лану домой, знакомить её с мамой и со Сью. И я не знаю, если честно, чьё мнение мне было более важно услышать.
А потом мне позвонила Лидия и сказала, что Сью убили…
Лидия отказалась объяснить подробнее что именно произошло.
Я сорвался, взял отгул на работе, уехал никому ничего не сказав, даже Лане. Я позвонил ей уже из аэропорта.
Это не укладывалось в голове — две недели назад мы говорили по телефону, у Сью был такой счастливый голос… Мне казалось, что это какая-то глупая ошибка, что я неверно понял Лидию, что я приеду, и Сью будет жива, в больнице, но жива.
Когда приехал, я узнал, что опоздал — полностью и бесповоротно. Моя мама сказала, что похороны Сью были неделю назад.
В какой-то пелене я пошёл в соседский дом.
Мне хотелось кричать в лицо спокойной и невозмутимой, как и обычно, Лидии все ругательства, которые я знал, чтобы понять, отчего она не позвонила мне раньше. Не сказала моей матери, в конце концов.
— Я очень соболезную вам, мисс Лидс. На каком кладбище она похоронена? — мне стоило больших усилий быть вежливым.
— Она похоронена не на кладбище.
Тогда я всё понял. Конечно, таких нельзя хоронить на кладбище, конечно, поэтому на похоронах была одна Лидия. Она открестилась от всего, что было связано с её матерью, а затем с её дочерью. Отгородилась как могла. Продолжала любить, но не могла принять. Лидия сбежала от своей сути. Отпустила дочь, только когда поняла, что не сможет сбежать от судьбы. Но показать другому человеку те похороны, которых была достойна Сью, было выше её сил.
Я понял, на похоронах Сью была только Лидия, кто-то, кого она наняла, чтобы вырыть могилу, и он... Дьявол Джерси — хранитель этих мест. Их семья.
— Я нарисую тебе карту и попрошу одного из работников похоронного бюро тебя проводить.
Я был очень удивлён, если говорить вежливо, когда узнал насколько глубоко в лесу похоронена Сью.
Туда нужно было идти около восьми часов, не меньше.
— Лидия, а хоронить на территории национального парка законно? – решился уточнить я.
— Разумеется, нет. Но там верное место. И её могилу никто не потревожит… Он сказал, в этом я могу на него положиться.

Как я и подозревал, работник похоронного бюро не захотел проводить меня до могилы. И не потому, что это было незаконно. Он жутко боялся и мне ходить не советовал.
Но я уломал его проверенным способом — деньги порой действительно творят чудеса. Я позвонил на работу, взял ещё один отгул. Купил в магазине походного инвентаря всё необходимое, так как прекрасно знал, что осенью дорога вглубь Пайн Барренс редко бывает увеселительной прогулкой. И рано утром мы тронулись в путь.
Парня из похоронного бюро звали Мик. Он довёл меня до развилки тропинок, но идти дальше отказался наотрез. Мик оказался неплохим проводником. Он подробно мне объяснил, как идти от лесной развилки, спросил подождать ли меня тут. Я ответил, что выйду из леса сам, на что он запротестовал.
— Это плохое место парень, гиблое… И зачем тебе понадобилось идти на могилу ведьмы? И верно сделали, что похоронили как нечисть, даже не на кладбище. Но как же было страшно её хоронить, леденящий ужас просто, никогда такого не испытывал.
Я знал, кто будет ждать меня на могиле. Знал, но не мог не пойти проститься со Сью.

Я настолько погрузился в собственные воспоминания, что забыл обо всем вокруг — даже о том, кто стоял за моей спиной. Липкий страх отступил. Перед внутренним взором стояла Сью. Живая, улыбающаяся. И мне казалось совершенно немыслимым, неправдоподобным, что сейчас моя Сью лежит здесь. В земле, под могильным камнем с надписью «Сьюзан Лидс» и датами рождения и смерти. У Сью на могиле не было креста. Зато всё её надгробие украшала витиеватая вязь из странных символов. Бездумно, практически машинально я снял рюкзак, поставил его на землю, сам опустился на колени, чтобы получше её рассмотреть.
Я совсем забыл о нём, когда он несмело коснулся моей макушки рукой и погладил.
Дьявол Джерси погладил меня по голове, разделяя мою скорбь. Кончики его пальцев были слишком горячими для человека. Мне казалось, что его руки должны были быть холодными. Я ошибся.
Я резко дернулся от его прикосновения. Затем я вскочил и обернулся.
Он стоял прямо передо мной. Странный, величественный, страшный. В последних лучах заходящего солнца я впервые смог рассмотреть его. Он был одет в чёрный балахон с капюшоном, скрывающий его фигуру, из-под балахона выглядывали копыта и хвост. Если верить легендам, под балахоном должны быть спрятаны крылья. Маска из лошадиного черепа закрывала его лицо, у него были рога — они торчали из прорезей в капюшоне на его голове так, что я не мог понять являются ли они частью маски или же его настоящими рогами. Он подёргивал хвостом, что, вероятно, выдавало волнение.
— Тебя не было на похоронах, — сказал он.
И его голос оказался тоньше и мягче, чем я мог подумать. Но это было еще страшнее. Потому что голос его шел ниоткуда и отовсюду. Казалось, его голосом говорит лес.
— Мне не сообщили, мама Сью не сказала мне… позвонила только два дня назад, — слова застревали у меня в глотке.
— Да, — меланхолично заметил он, — Лидия всегда была странной девочкой. Помню, как, уверовав, она завела привычку креститься и кричать: «Изыди, Сатана», едва завидев меня. Хотя уж она-то знала, кто я. И до этого мы вполне нормально общались.
Теперь его голос звучал более камерно. Но мне по-прежнему казалось, что он звучит где-то в моей голове.
Все это отдавало каким-то помешательством. Я стоял рядом с мифическим существом из детских страшилок и вел великосветскую беседу.
Наверное, поэтому — из-за полнейшей абсурдности этой ситуации — я перестал бояться. На смену страху пришла боль потери, окончательно затопив меня. Сью не должна была умереть, не должна была умереть так… только не Сью.
— Как ты мог это допустить? — эти слова вырвались сами собой, как будто против моей воли.
— Как я мог? — переспросил он. — Сью же рассказывала тебе, кто я, человек. Или ты полагаешь, я бог? Или ты полагаешь меня дьяволом? Я всего лишь жалкая полукровка, я — то, что осталось от древних богов и не более. Что я должен был сделать — воскресить её или остановить пулю?!
В конце он сорвался. Его голос зазвенел в моей голове, как огромный колокол, и мне показалось, что мой мозг сейчас взорвётся.
Я схватился за голову, он резко двинулся ко мне, снова погладил своими горячими пальцами, убирая боль.
— Прости…
Не знаю, может, мне это послышалось. Но дальше он говорил, как самый обычный человек, и лошадиный череп лишь приглушал звук его голоса.
— Я — часть того, что осталось от великих... величественных сил, но часть слишком малая. Это моя земля, но я не могу охватить её всю, быть везде и всюду... Но я виноват, что позволил кому-то проливать мою кровь.
И пока Дьявол Джерси говорил все эти красивые речи, я вдруг осознал, что за этими словами он прячет то же, что чувствую я.
Боль потери, одиночество…
Ведь он и в самом деле наполовину человек, на эту же половину он родственник Сью. Родная кровь…
Я взглянул на него, липкий страх ушёл из меня полностью, и теперь я видел его самого. И он не казался мне таким непонятным и зловещим как раньше.
Он был лишь немного выше меня.
— Как тебя зовут? — с каких пор я стал таким бесстрашным, чтобы перебивать Джерсийского Дьявола. — У тебя должно же быть какое-то имя.
— Моё настоящее имя ты всё равно не произнесёшь — меня отец назвал. Мать называла меня Лукасом, но я не люблю это имя… Ран, да, зови меня Ран. Сью звала меня именно так…
—Уилл, — он знал моё имя, но я посчитал невежливым не представиться в ответ. — Расскажи, пожалуйста, что на самом деле произошло. Лидия мне ничего толком не объяснила по телефону.
— Здесь резвилась пара придурков… Двое парней, не местные, заезжие, не питающие должного уважения… Они слишком много выпили и пытались браконьерствовать. Всё происходило вблизи дома Сью. Она могла бы позвать меня, но она же была храбрая… А они были пьяны. И кто-то из них выстрелил в неё… Это не было намеренно, это была случайность — он попал ей в сердце. Я был на другой стороне леса, я почувствовал сразу… И пока летел к ней, чувствовал, как из неё уходит жизнь. Я опоздал.
Мы оба замолчали.
Ветер тихонько шевелил разноцветные ленты. Я только сейчас толком осмотрел это странное место.
Неудивительно, что мой проводник назвал это место гиблым. Это была гладкая почти круглая прогалина, расположенная на нехарактерной для этого района Пайн Барренс возвышенности. Деревья, окружавшие поляну, изогнулись будто в причудливом танце. Местные деревья и кустарники были слишком зелёными для этого времени года. Создавалось ощущение, что осень забыла сюда заглянуть.
Это был алтарь. Рядом с могилой Сью на плоском камне под странно изогнутыми в виде арки деревьями лежали хлеб и стоял кувшин с молоком, а над ними на ветру развевались цветные ленты.
— Это тебе?
— Мне, — просто ответил он. — Не только мне, это богам. Это святое место, лучшего места для погребения хранителя не найти, поверь мне. Я удивился, когда не увидел тебя на похоронах.
У меня появилось недоброе предчувствие.
— Ран… что ты собираешься делать?
— Мстить, — прошелестел лес вокруг меня.
И я не видел его лица под маской, но знал, что Ран улыбается. И я был рад, что не могу увидеть эту его улыбку.
— Тебе не нравится моя идея… Я думал, ты поможешь мне или ты трусишь, человек?
Он знал, я не могу понять откуда, но он знал эту мою детскую слабость. Неужели Сью рассказала ему?
— Сью бы это не понравилось, — просто ответил я.
— Они не достойны жизни! Они… — его голос снова зазвенел в моей голове нестерпимо и мучительно громко.
— Ран!
Он замолчал, потом заговорил обычным голосом.
— Да, я всегда гулял вместе с вами, человек. Просто ты не всегда мог меня почувствовать.
— Может, ты прекратишь звать меня «человек»? — я начинал злиться. Болезненная ярость и боль потери искали выхода.
— Извини, Уилл.
«Ты же чувствуешь то же, — его голос едва слышно прозвучал в моей голове. — Разве ты не хочешь мести?»
Что я мог на это ответить? Я сам не знал, чего я хочу.
Я хотел, чтобы Сью вернулась...
Потому что это была Сью. Моя Сью, моя лучшая подруга, моя почти и больше чем сестра. Потому что это была Сью, которая в жизни не сделала никому зла, я знал это точно, Сью, которая всегда была за справедливость. Потому что это была Сью, и она просто защищала родные места.
— Уилл, они совершенно не раскаиваются в содеянном, я знаю. Они привыкли к праздной вседозволенности и безнаказанности. Но они совершили убийство в моём лесу, они не могут уйти безнаказанными… Я не стану их убивать. Сью не одобрила бы убийства. Я просто напугаю их как следует. Просто проучу разок, чтобы больше неповадно было. Ничего плохого в мыслях нет, честное слово, Уилл, — ласково предложил Ран, но отчего-то я ему не верил.
— Ты не веришь моему честному слову? — кажется, он как-то читал мои мысли. — Могу дать зуб или поклясться другим способом.
Я подумал, что он слишком буквально понимает значение поговорки, однако знает её. И его речь очень уж складная для жителя леса.
— Для мифического чудища ты очень современный, — заметил я.
— Всё влияние Сью, — тихо отозвался Ран.
И я не мог понять шутит он или серьёзно.
— Ран, а она совсем ушла?.. — я наконец решился задать мучивший меня вопрос.
— Ты о чём? — вначале он меня не понял или сделал вид, что не понял. Но, помолчав, ответил. — Да, насовсем… Но она в лучшем месте, может, не таком, как твой христианский рай… В одном ваша религия права, каждому воздастся по вере и по делам его.
— Даже тебе?
— Особенно мне.
Пока мы говорили, стемнело окончательно.
— Думаю, тебе пора домой, Уилл. Люди не любят ночевать здесь, в лесу, – заметил Ран.
Я не знал, как реагировать на такое неожиданное проявление заботы.
— Идти придётся всю ночь, дорога не слишком хороша, но я выведу тебя прямо к людскому поселению. Я знаю этот лес куда лучше твоего проводника.
— Спасибо.
Я совершенно не был уверен, что хочу такого провожатого.
— Уилл, хватит вести себя как глупый мальчишка, ты же заблудишься тут один. Осенью ночи в лесу холодные. Ты простудишься, если надумаешь спать на земле. Я бы предпочёл не применять силу, мои крылья слабоваты для двоих и твоего рюкзака в придачу.
— Так у тебя всё-таки есть крылья?!
— Ты только об этом и думал всё это время, да?.. Показать? — я явственно расслышал смех в его голосе и решил окончательно обидеться.

Это была очень странная прогулка — по осеннему ночному лесу в почти полной темноте в компании Дьявола Джерси.
Я вдруг отчётливо осознал, что я совершенно перестал бояться Рана, перестал воспринимать его чем-то странным или неестественным. Два мира моей подруги, два моих мира, наконец-то окончательно соединились в моей голове в один. Или это просто мой привычный мир стал больше?
— Осторожно, — он придержал меня рукой, чтобы я не упал, когда запнулся о корягу.
— Ран, а почему ты такой горячий?
— Это адский жар, мальчик мой, — насмешливо отозвался лес. Его интонации и манера говорить то как обычные люди, то «всем лесом» начинали бесить.
— Ты, правда, родился в хижине посреди торфяников?
Мне хотелось говорить, говорить о чём угодно. В темноте роились мысли, мысли о Сью. О её голосе, смехе, улыбке, о том, что её никогда уже не будет здесь. Я не смогу её обнять и сказать… просто рассказать ей обо всем и послушать её рассказы.
А рядом со мной шёл тот, кто никогда человеком не был, но был единственным, кто мог понять и разделить мою боль.
— Нет, конечно, — он уже говорил, как обычно. — Это всё байки. Моя семья, точнее, семья моей матери жила в небольшой деревушке. В лес мы переехали уже после моего рождения. Мама боялась, что мой вид напугает соседей.
— Мне кажется, не такой уж ты и страшный, когда сам не хочешь внушать ужас.
— Ты просто не видел меня без маски, — мне снова показалось по голосу, что Ран улыбается. – У меня было самое обычное детство, до определённого момента я даже не совсем понимал, как сильно я отличаюсь от людей.
— Не так уж ты и отличаешься, — пробормотал я.
И только тут до меня дошло, что я говорю с самим Дьяволом Джерси, что я могу задать ему кучу самых интересных вопросов, что множество учёных и мистиков отдали бы всё, чтобы быть на моём месте. Но спросил я, разумеется, не об этом:
— А феноменальная неделя, тогда, в тысяча девятьсот девятом? Ты, как я понимаю, умеешь становиться невидимым… Тебе что, было просто скучно?
— У всех бывает бурная молодость, как будто ты, Уилли-Вилли, был пай-мальчиком.
Прозвище резануло слух. Так меня звала только Сью.
— А откуда ты вообще так много про меня знаешь? — настороженно уточнил Ран. — Сью не упоминала, что ты увлекаешься мистикой.
— Мой отец журналист. Он писал о тебе статью — так они и познакомились с мамой. Они с мамой развелись, когда мне было восемь и больше мы не виделись… Поначалу я очень тосковал, я прочёл все его статьи и вырезки, которые сумел найти, включая те, что были о тебе.
— И статья твоего отца имела успех?
— Он больше не пишет для желтых газет истории о невиданных зверушках, он печатается в «Нью-Йорк Таймс», так что, полагаю, ответ скорее положительный.
Мы замолчали, некоторое время шагали молча. Я снова споткнулся о корень, Ран поймал меня и на секунду крепко прижал к себе — такой, казалось бы, случайный и говорящий жест. Ран был тёплым, согревающим на ощупь. Это объятие было до странности приятным и успокаивающим.
Он отстранился быстрее, чем я успел как-то отреагировать.
— Всё хорошо, эту потерю я давно пережил.
— А в девятьсот девятом было весело — люди так забавно вопят от ужаса. Надо повторить.
— Ты, я посмотрю, вообще часто выходишь в свет.
— Не так часто, как об этом пишут в прессе, — чопорно заметил Ран. — Последнее время я веду жизнь затворника. Видимо, старею.
Я согласно хмыкнул, подумав, ведь Дьяволу Джерси было уже несколько веков.
— Для такого как я это очень мало, Уилл, — лес вокруг меня смеялся.
«Этот засранец всё-таки читает мысли».
— Хочешь сказать, что ты ещё молод и юношеский максимализм тебе простителен?
— Сью вообще считала меня ребёнком.
— Сью всех нас считала детьми.
— И в чём-то она была права… Для такой, как Сью, все мы дети.
Я хотел спросить, но так и не смог сформулировать вопрос. Но Ран всё равно ответил.
— Сью была тем, кто бережёт жизнь, присматривает за развитием и ростом, не подталкивая, а лишь помогая найти путь. Как всякая мудрая мать… И она взяла на себя заботу присматривать за этими местами и населяющими их живыми существами. И, когда их убивали, остаться в стороне уже не могла… Немного не то определение ведьмы, к которому ты привык. Не так ли?
— И все Лидсы?
— Да, все Лидсы по женской линии, поэтому в нашей семье рождаются практически одни девочки. Хотя у моей матери помимо меня было двенадцать сыновей. Но мы скорее исключение — мама так и не встретила того, кто был ей предназначен.
— А это имеет отношение к полу ребёнка? — насмешливо уточнил я.
— Самое прямое, — невозмутимо ответил Ран.
Я снова не мог понять шутит ли он, но от вопросов воздержался.
— Как изменилась жизнь... У Муны был только один ребёнок, да и у Лидии.
— Но нас по-прежнему много. И все мы Лидсы, — был мне ответ.
Я начал кое-что понимать.
— И ты чувствуешь всех, — я не спрашивал.
— Всех…. Сначала моя семья была очень большой, но потом умерли мои братья, затем их дети, потому дети их детей… Мою семью разметало по всему континенту, а кто-то вернулся на родину наших предков. Откуда мы когда-то привезли наших богов, чтобы обрести здесь новых. Не многие члены моей семьи остались здесь со мной. Не многие понимали меня и поддерживали связь. И лишь единицы заботились обо мне. Когда Муна только родилась, я сразу заметил, что у неё глаза моей матери. Мама сказал, что ещё не раз вернётся ко мне в отголосках памяти рода. Я верил, что после рождения Муны кто-то всегда будет рядом...
Ран замолчал, задумался и даже немного замедлил шаг.
Я понял, кем была для него Сью. Для него она значила гораздо больше, чем для меня. Она была лекарством от одиночества, а значит — всем.
— Я немного расстроился, когда ты так и не решился жениться на Сью.
Я споткнулся и едва не пропахал землю носом, но на этот раз причина была не в корне или коряге. Меня снова поймал Ран.
— Ты понимал и принимал её. Моим девочкам всегда было сложно найти достойную пару. У Муны она была, а вот Лидии не повезло... и это здорово сломало её. Ты мог бы стать достойной парой.
— Ну спасибо, а моё мнение ты забыл спросить?
— А разве у тебя был кто-то ближе, чем она?
Я не знал что ответить, потому что ответом было «нет», потому что все мои чудесные отношения с Ланой никогда бы не достигли той близости, которая возникла у нас со Сью сразу. И я всегда это знал, только никогда бы себе в этом не признавался. Но сейчас пришлось. Можно было врать себе, но врать Дьяволу из Джерси, который читает твои мысли, было бесполезно.
Но я никогда не видел Сью в таком качестве, моё отношение к ней всегда было выше этого. Как и её ко мне. Мы никогда не думали… мы или…
—Ран, а она тоже так считала?
— Так считал я. И, может, ошибался, потому что любовь очень многогранное явление. Дружба — это тоже любовь. Но кто сказал, что одна ипостась любви не может перейти в другую?
— Ты сводник. Тебе говорили?
— Только теперь мои старания напрасны.
Мы замолчали.
Каждый из нас думал о своём, каждый из нас думал об одной и той же кудрявой ведьме.
Сью, как мы будем без тебя?

Начинало светать, мы незаметно дошли до кромки леса, и я действительно увидел огоньки жилых домов и горящую вывеску мотеля.
Я наконец сообразил.
— Ран, они же там? Да?
— Да, там… «Храбрые» парни даже не думают уехать или скрываться. Думают остаться безнаказанными, глупые парни…
— Как мне тебя найти, если я захочу поговорить ещё…
— Я всегда здесь и всегда буду здесь, ты всегда знаешь, где меня найти.
Я хотел переспросить что это значит, но, когда обернулся, Рана уже не было.
Я пошёл в придорожную забегаловку, по совместительству, местный бар, рядом с мотелем. Я был практически уверен, что они там.
И я не ошибся.
Я сразу узнал их. Как будто голос Рана в моей голове шепнул, что это они.
Два молодых придурка — холеные, пьяные, абсолютно не раскаивающиеся в содеянном. Они мирно спали за стойкой бара.
Я увидел их, и ярость затопила меня. Жгучая, безумная… и как будто не только моя.
«Ран», — позвал я мысленно, никто не отозвался.
Я попытался успокоиться, пошёл в мотель, снял номер, позвонил маме, потом на работу. Маму успокоил, объяснив, что решил прогуляться с экскурсией по Пайн Барренс, на работе попросил один из моих многочисленных неиспользованных отпусков.
Позвонил Лане, не знал что сказать и как толком объяснить, сочинял что-то: что мама просит остаться дома, что появились дела.
Я чувствовал себя уставшим, разбитым и страшно запутавшимся. Мама не водила меня к психологам, не признавая их, как и мой дед. Поэтому ещё с детства, после развода родителей, я привык заниматься самоанализом, разбирать свои эмоции по кирпичикам, чтобы понять, смириться и принять. Но сейчас у меня не было сил это сделать. Я сделал лучшее, что можно было совершить в этой ситуации, — выпил снотворное, которое привык таскать с собой на время очередных рабочих авралов, и лёг спать.
Но поспать толком не получилось. Вначале я провалился в привычный морок забвения, как всегда бывало после снотворного, но затем взбудораженное сознание взбунтовалось против меня.
Мне снились грядки клюквы перед сбором урожая, похожие на кровавое море.¹ Гротескная, но привычная мне с детства картина. Потом я увидел Сью — она парила прямо над клюквенным морем невдалеке от меня. Она была в белоснежном одеянии, по которому вдруг расплылось кровавое пятно в области сердца.
— Не бойся, Уилл, это всего лишь ягоды, — весело прокричала она мне.
А потом она начала захлебываться, и клюква посыпалась у неё изо рта. Оставляя красные полосы на её платье.
Я проснулся в холодном поту.
Я сидел на кровати и пытался уместить в моей голове всё произошедшее со мной за последние часы. Я пытался проанализировать и разложить по полочкам свои эмоции, но мне никак это не удавалось.
Мир стал объёмнее, но я не был уверен, что рад этому. Это усложнило всё. Это было тяжело осознать. Тяжело было осознавать, что вот он — волшебный мир из сказок, которые в детстве рассказывала тебе бабушка. Он рядом, он тёплый на ощупь. Вот только он совсем не такой, каким ты видел его в детстве. Когда ты взрослеешь, сказки взрослеют вместе с тобой.
Я запутался. Я знал, что самым рациональным будет как можно скорее уйти отсюда, вернуться в Хэммонтон, успокоить маму, потом вернуться к работе. Вернуться к Лане. Подождать, пока утихнет боль.
Но я не мог и не хотел.
Злость поднималась во мне волнами. Рядом были те ублюдки, из-за которых я никогда не увижу Сью, а она никогда не улыбнётся мне.
Она никому и никогда не улыбнётся больше.
У неё не будет детей. Сью хотела завести ребёнка. Я вспомнил, как мы недавно говорили по телефону, разговор случайно зашёл о детях, я всё шутил, что мне ещё рано, а вот Сью уже пора. Ведь у неё богатый опыт, у неё для тренировок роли матери был я. А Сью очень серьёзно ответила, что, даже если в её жизни не появится в ближайшие пару лет достойный спутник этой самой жизни, она планирует детей. Я не знал, что сказать, а потом сказал, что думал — она будет отличной мамой.
А теперь не будет её ребёнка, не сбудутся другие её планы и мечты….
В моей жизни больше не будет Сью. Я понял смысл выражения «сердце вырвали». У меня было близкое к этому ощущение. Как будто я потерял часть тела, руку или ногу, но всё ещё ощущаю её фантомное присутствие.
Я понял, какое большое место в моей жизни, во мне самом, занимала Сью, понял, что это место никто другой заполнить не сможет.
Я уже терял близких — я пережил смерть бабушки и дедушки. Но они умерли естественно, от старости. Это было больно, но их уход был закономерен.
А Сью у меня просто отняли, отобрали, не дав даже попрощаться, не дав взглянуть в последний раз ей в глаза.
«Что-то ты не рвался смотреть ей в глаза последние три года», — услужливо подсказал едкий голосок совести.
Но я не забывал её, никогда не чувствовал, что потерял связь.
А теперь эту связь просто обрубили. Не из жадности — по глупой прихоти, по чистой случайности эти мрази убили самого лучшего человека, которого я знал. Дорогого мне человека.

Я вышел на улицу, я задыхался в комнате.
Ран стоял, слегка привалившись к стене мотеля.
— Давно ждёшь?
— Мне тоже надо было время подумать.
— Ран, скажи честно, зачем тебе я? Я не верю, что ты не справишься один или это сказки, что ты можешь кого угодно «закружить» в Пайн Барренс?
— В Пайн Барренс — да. Мне нужно, чтобы они вернулись в лес. Я могу приманить их и отсюда, но это может не сработать. Я не хотел бы упустить их. Я не хочу пугать их раньше времени. Они глупые, но не настолько храбрые, чтобы вернуться.
— Они что-то видели? Тебя видели?
— Почти… Да.
— Так зачем отпустил их?
— Я их упустил…
И я представил, как он стоял над телом мёртвой Сью, ощущая её смерть гораздо острее, чем я. Не в силах ничего изменить.
— Извини, — пробормотал я.
— Я не прошу многого, Уилл, приведи их к лесу, хотя бы на опушку. Отведи их туда, где мне будет легко их завлечь. Большего от тебя не требуется. А потом возвращайся домой и не тревожься ни о чём
— Как же, размечтался!
Ран молчал, ждал мой ответ.
— Где они?
— В номере через два от твоего. Вечером снова пойдут в забегаловку.
— Хорошо, вечером приведу их в лес.
— Я буду ждать вас.
А потом он улетел…
Крылья у него были вовсе не куцые, как говорилось во многих источниках, описывающих внешность Дьявола Джерси. Большие и красивые крылья приподняли странный чёрный балахон в который он был закутан, под ним оказались короткие чёрные, потрёпанные штаны и не оказалось рубашки. У Дьявола Джерси было тело красивого поджарого мужчины, если не считать наличия копыт и хвоста.
Он распахнул крылья, балахон развивался за ним как плащ.
Я смотрел ему вслед. При всей нелепости его фигуры полет был величественным…
Я вернулся в номер, мне надо было помыться и собраться. Прежде всего — с мыслями и силами.